Таким образом, можем сказать, что общность вины участников организованной группы, прежде всего, проявляется в наличии субъективной связи между соучастниками организованной группы, как формы соучастия в преступлении. Субъективная связь, в совместном совершении преступления представляет собой процесс непосредственного или опосредованного психического воздействия соучастников деяния друг на друга, который порождает их взаимную связь и определяет специфику взаимодействия при совершении преступления. Она выступает в качестве того объединяющего фактора, который способствует образованию разнообразных форм совместного совершения преступления. Именно наличие субъективной связи между участниками посягательства и ее характер проявляют признаки, характеризующие множество участников посягательства как взаимосвязанную структуру, с чем мы, безусловно, согласны.

В зависимости от характера осведомленности участников организованной преступной группы принято выделять одностороннюю и многостороннюю субъективную связь между соучастниками исследуемого нами вида. Односторонняя субъективная связь предполагает осведомленность о факте совместности преступной деятельности не всех участников преступной группы. Многосторонняя субъективная связь предполагает подобную осведомленность среди всех соучастников преступления.

При этом в науке уголовного права ведутся множественные дискуссии, предметом которой выступает вопрос, возможно ли говорить о самом факте соучастия при односторонней субъективной связи между участниками организованной группы. Сторонниками положительного ответа на данный вопрос являются такие авторы, как Бурчак Ф.Г., Галиакбаров Р.Р., Смирнов В.Г., Куринов Б.А. Напротив же, противниками подобного подхода выступают М. А. Шнейдер, А. А. Пионтковский, А. И. Рарог.

Проанализировав мнения указанных авторов, мы, в свою очередь, пришли к некоему серединному мнению. На наш взгляд, соучастие в преступлении посредством его совершения в составе организованной преступной группы при наличии односторонней субъективной связи возможно, но только в отношении конкретных видов соучастников преступления. Так, пособник и подстрекатель могут не знать о существовании друг друга и, тем не менее, участвовать в совершении преступления в составе организованной преступной группы.

Например, гражданка Р., являясь индивидуальным предпринимателем, желая устранить конкурента по бизнесу, гражданина П., попросила сделать это своего гражданского мужа, гражданина С. который согласился на совершение данного преступления. Самостоятельно С. не смог бы осуществить задуманное, а потому приискал пособника в лице гражданина У. Действуя в рамках преступной группы, граждане С. и У. совместно дождались возвращения гражданина П. домой и в подъезде жилого дома, где проживал убитый, нанесли ему многочисленные удары железными битами (были у обоих преступников), в результате причинили смерть гражданину П., которая наступила практически мгновенно в результате черепно-мозговой травмы. При этом в ходе судебного разбирательства выяснилось, что гражданин У. не был знаком гражданкой Р. И тем более не знал об истинных мотивах совершения преступления. Убийство же совершил из корыстных побуждений, так как со слов гражданина П. «имелась крупная сумма денег при себе в тот день».

Односторонняя субъективная связь невозможна между исполнителем и иными видами соучастников преступления. В данном случае необходимо говорить исключительно о многосторонней субъективной связи. Как верно отметил Д.А. Безбородов «субъективная связь между организатором, подстрекателем и пособником принципиального значения не имеет… главным является, чтобы указанные лица находились в двухсторонней субъективной связи с исполнителем преступления».

Помимо общности вины, субъективную сторону организованной группы, как формы соучастия в преступлении составляет наличие общей цели на совершение одного или нескольких преступлений. Наличие данной цели в принципе и побуждает лиц объединяться в группу. Для квалификации преступления, как совершенного организованной группой не имеет значения тот факт, ввиду чего подобная цель появилась у будущих соучастников. Однако на наш взгляд, с точки зрения возможной организации как превентивных так, и постпревентивных мер в сфере противодействия организованной преступности, данный вопрос представляет немалый интерес. Причина возникновения цели совершить преступление в данном случае в целом идентична единоличному совершению преступных деяний и определяется в зависимости от вида совершенного деяния. В случае корыстных преступлений это, как правило, желание получить выгоду финансового характера, в случае преступлений против личности, это может быть личная неприязнь, низменные мотивы и иные. Желание же совершить преступление в составе организованной группы может быть продиктовано невозможностью совершить преступление единолично, прежде всего, ввиду его сложности, возможным страхом перед уголовной ответственностью (хотя в данном случае указанная цель ничтожна, так как организованные формы соучастия в преступлении существенно отягчают деяние и, соответственно, наказание за совершение данного деяния), романтикой преступного мира организованного характера, желанием повысить свою значимость посредством причастности к высокоорганизованной преступной группе и так далее. Цель совершить преступление должна появиться до объединения в организованную группу. В этой связи, совершение преступления организованной группой на стадии приготовления или покушения невозможно.

Весьма интересную позицию относительно целей создания и вхождения в состав организованной группы высказала Чекмезова Е.И., предположившая, что конечной целью создания любого преступного объединения является получение финансовой или иной выгоды посредством занятия преступной деятельностью, а не совершение конкретных преступлений.

Не отрицая наличие определенных верных посылов в приведенной экспертной оценке, мы, все же, не можем с ней согласиться. В данном случае, на наш взгляд, произошло наслоение двух целей. С одной стороны – это цель объединения в организованную преступную группу, а с другой – цель совершения конкретных преступлений. В последнем случае действительно мы можем говорить о финансовой или иной выгоде, как побуждающим мотивом для совершения преступления. Однако данный мотив не является первостепенным в вопросах совершения преступления именно в составе организованной преступной группы. Организованная группа в данном случае выступает в качестве средства достижения изначально поставленной цели, будь то получение финансовой или любой иной выгоды. Причина же соучастия в преступлении в данном случае кроется, как мы уже говорили ранее, в невозможности совершить преступление и достигнуть первоначальную цель в одиночку. Поэтому, целью присоединения к организованной группе является совершение одного или нескольких преступлений, совершение которых принесет финансовую или иную выгоду и тем самым позволит достигнуть первоначально поставленной цели.

Таким образом, можем сказать, что специфика субъективных черт организованной группы заключается в:

1. Наличии цели совершения одного или нескольких преступлений. Достижение указанной цели требует объединения усилий нескольких лиц;
2. Общности вины соучастников, проявляющейся в осознании преступности и противоправности как собственных деяний, атак и деяний остальных членов группы, а также осознании совместности совершаемой преступной деятельности;
3. Наличии односторонней (в случае пособника, подстрекателя или организатора) или многосторонней (в случае исполнителя) субъективной связи между участниками преступной группы;
4. Проявлении результата совместного деяния в качестве осознанных субъективных намерений.

Представляется, что указанные черты в своей совокупности определяют общую специфику субъективной стороны совершении преступлений с составе организованной группы.

Квалификация действий участников организованной группы

Квалификация выступает важнейшим институтом уголовного права, позволяющим оценивать совершенные преступные деяния и соотносить их с той или иной нормой Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации при обязательном учете соответствующих норм Общей части данного нормативно-правового акта. Реализация института квалификации преступления позволяет с одной стороны обеспечить неотвратимость наказания, а с другой стороны – не допустить нарушения принципа справедливости уголовного закона.

К вопросу о понятии квалификации преступлений подходили многие исследователи в сфере уголовного права. При этом следует отметить, что на сегодняшний день в теории уголовного права имеются некоторые проблемы определения данного понятия. Во многом это вызвано тем, что законодатель не только не раскрывает данное понятие в Уголовном кодексе Российской Федерации, но и «вообще не употребляет данное понятие на протяжении всего кодекса»30. Учитывая важность исследуемого института, данный факт видится нам по меньшей мере странным и необоснованным. Еще более странной ситуация делается при анализе норм уголовно-процессуального законодательства. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации неоднократно использует термин «квалификация»: квалификация преступления (ч. 3 ст. 39), квалификация общественно опасного деяния (п. 6 ч. 1 ст. 237), квалификация деяния (ч. ч. 1.3, 1.2 ст. 237) и квалификация содеянного (ч. 3 ст. 347). Но, несмотря на столь многократное употребление законодателем в УПК РФ термина «квалификация», он, однако, в ст. 5 данного закона, раскрывающей основные понятия уголовно-процессуального законодательства, также не дает ее определения. Постановления Пленума Верховного Суда РФ о судебной практике по уголовным делам содержат рекомендации по квалификации преступлений. Но определение квалификации отсутствует в этих постановлениях по отдельным категориям дел, как и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2016 N 55 «О судебном приговоре». Таким образом, можем сказать, что законодатель, неоднократно используя понятие квалификации преступлений при конструировании отдельных норм различных нормативно-правовых актов, тем не менее, не раскрыл его как с точки зрения правовой терминологии, так и с точки зрения семантики данного понятия.